Притцкеровская премия, считающаяся аналогом Нобелевки в архитектуре, в этом году была вручена швейцарскому архитектору Петеру Цумптору.
О новом лауреате и о том, как кризис повлиял на архитектурный мир в России и за ее пределами в интервью bbcrussian.com рассказал критик ИД "Коммерсант" Григорий Ревзин.
Би-би-си: Насколько вписывается присуждение Притцкера в политику жюри премии?
Григорий Ревзин: Там жюри каждый раз разное, потому нельзя сказать, что у жюри есть какая-то политика. Вообще Притцкеровская премия так устроена, чтобы развести коммерческую архитектуру и арт-звезд. Притцкер - это крупнейшая сеть гостиниц, но никогда ни одна из гостиниц Притцкера, ни один их архитектор не награждался. Они награждают людей вне мейнстрима рынка. И поскольку они вне этого мейнстрима, то сложно что-то предсказывать, говоря о победителе. Каждый раз это такая оригинальная фигура, которая по разным обстоятельствам вдруг стала самой главной.
Среди лауреатов есть два ряда: то такие глобалистские звезды, как Фостер, Хадид, Нувель, то люди очень маргинальные, о которых ты узнаешь, когда они получают премию.
Цумптор - на пересечении этих сфер: с одной стороны, он очень известный архитектор, с другой стороны, он очень локальный и только в Швейцарии работает, она для него очень важна.
Би-би-си: Будет ли проще архитекторам-звездам пережить финансовый кризис? Ведь даже у британской звезды Нормана Фостера в России закрылись все коммерческие проекты.
Григорий Ревзин: Коммерческая архитектура - это не Фостер, который коммерциализировался только в последние лет 10, а изначально это был архитектор довольно радикальный.
Ну, что будет с коммерческой архитектурой? Это предприятие по изготовлению технической документации для технических изделий. Что происходит в кризис с такими предприятиями? Они сокращают производство и увольняют сотрудников. До кризиса в бюро Фостера было две тысячи человек, сейчас триста.
Би-би-си: Есть ли вероятность, что кризис как-то затронет предложенный Фостером проект реконструкции ГМИИ им. Пушкина?
Григорий Ревзин: ГМИИ - государственный проект, и он вроде как защищен словом нынешнего президента Дмитрия Медведева, который обещал дать на него деньги и подтвердил это уже после кризиса.
Вообще это, конечно, нереальное транжирство. Пушкинский музей, может, и нуждается в реконструкции, но тот проект, который предложен Фостером, исходит не из той коллекции, которая есть у музея, и потребностей, которые у него созрели.
Это проект на очень серьезное будущее развитие, которого пока еще нет. В этих новых помещениях, которые создаются и увеличат площадь музея в четыре раза, и выставлять-то нечего.
Этот проект в принципе может быть реализован, но вопрос скорее как с Сочи: а вот этот проект будет реализован? Если будет, то, наверное, и этот будет.
Это все-таки по максимальным оценкам 1 млрд. долларов. Сочи - там 14 млрд. У нас есть еще идея университета на острове Русский - тоже миллиард долларов, тоже совершенно непонятно, зачем это нужно, просто такие амбициозные проекты государства.
Би-би-си: Совсем недавно премьер-министр России Владимир Путин заявил о том, что будет проведен новый конкурс на проект второй сцены Мариинского театра в Петербурге. Чем закончится эта скандальная история, в результате которой контракт с архитектором Домиником Перро, автором изначального проекта, был расторгнут?
Григорий Ревзин: Из этой истории нормально выбраться нельзя. Она изначально ненормальная, и сейчас уже ничего сделать нельзя, чтобы вернуть ее в приличное русло. Если все-таки пытаться, то тогда должно быть, во-первых, каким-то образом заявлено, что мы не строим по проекту Перро.
Пока ведь об этом все равно не объявлено, и по нему строится. Хотя контракт с архитектором разорван, но это контракт на рабочее проектирование разорван, а не на общий облик театра; строим мы все равно по его проекту, только сами доводим рабочее проектирование. Надо заявить, что мы не будем строить по его проекту и остановить стройку.
Конкурс [на новый проект здания Мариинки] надо как-то более разумно организовывать, чем тот, который привел к победе Перро. Не очень понятно, как к конкурсу на завершение уже построенного отнесутся архитекторы, особенно зарубежные. С одной стороны, здесь есть явное нарушение этики, с другой стороны - сейчас кризис.
Это если все развивать цивилизованным путем. Поскольку само решение не очень цивилизованное, то вот у Гергиева есть канадские архитекторы, которые не очень известны, но построили в Канаде оперный театр. Это личный выбор Гергиева, которому понравилось то, что они делают.
Понимаете, у нас же этот театр делается для Гергиева. Понятно, что если Гергиева нет, то это вообще бессмысленная затея, и никаких двух Мариинок быть не может, народ туда просто не придет.
Если он есть, то да, это имя, под которое можно все это собрать. Поэтому его слово здесь довольно весомо. С другой стороны, он же не является здесь государственным заказчиком.
Он говорит: "Вот мне нравятся эти архитекторы". А дальше государство должно как-то отреагировать, заключить с ними контракт и прийти в какие-то разумные отношения.
История с Перро показала, что это очень тяжелая схема, но мы продолжаем ее реализовывать. Вот он предложил других архитекторов, канадских. Они сделали коммерческое предложение по проектированию.
Это информация глубоко предварительная, это коммерческое предложение, а не контракт, но цифры там вполне звездные. Не совсем понятно, как государство может этот контракт подписывать и выполнять. Но, в принципе, в авторитарном государстве может просто Путин сказать: "Я хочу, чтобы строили канадцы".
Хотя это противоречит всем государственным законам, потому что у нас должен быть конкурс, тендер и так далее, но, с другой стороны, ситуация все равно нецивилизованная, так что можно и решать ее нецивилизованно.
Би-би-си: Насколько реалистичны в такой ситуации планы премьеры на новой сцене Маринки в 2011 году?
Григорий Ревзин: Это сильно зависит от управленческих решений. Когда я делал Венецианскую архитектурную биеннале, то у меня была такая идея: давайте выполним требования закона о тендере, но только не будем проводить 600 тендеров отдельно на цемент, отдельно на дверные ручки, кондиционеры, а просто проведем тендер на стройку.
Вот есть государственный заказ, объект - Мариинский театр, или Большой театр, или Пушкинский музей. Вот у нас есть 10-15 крупнейших строительных компаний, например, БСК, "Дон-Строй", "Форум", "Капитал групп" и другие, у которых капитализация сравнима со стоимостью этого заказа, так что они могут рисковать целиком своими деньгами, и это достаточно надежный вариант.
Давайте пусть одна из них выиграет и это возьмет. Я уверен, что если бы, например, компания БСК в Петербурге взялась за Мариинский театр, мы бы уже слушали там оперы. Просто потому что для них объект в 100 тыс. кв. метров за восемь лет - это смешно.
В государстве строительным менеджментом занимаются очень слабые управленческие компании. Я даже сейчас не говорю о коррупционных схемах. У них просто мало опыта, они мало чего построили.
А в стройке очень важно, чтобы там был менеджмент, рискованный и довольно высокого класса. Из них [госструктур] все такие менеджеры давно ушли в частные компании, потому что там зарплаты в сто раз больше, не надо воровать, и все и так работает.
Здесь остались чиновники, которые имеют опыт строительства чаще всего из позднесоветского времени, им очень сложно построить такой объект.
Если сейчас будут приняты какие-то кардинальные решения - придет, например, новый приличный менеджмент - то можно этот театр построить к 2011 году, это не большая проблема. Если это будет продолжаться по схеме северо-западной дирекции, то, думаю, к 2015 году мы сможем это закончить.
Альвина Харченко
foto/www.lenta.ru
Источник bbc.co.uk | 
