Выдержит ли российская политическая система кризис? Эксперты ломают копья, прогнозы колеблются от сдержанно оптимистичных до крайне мрачных. Вопрос действительно суперважный, ведь от этого зависит не только судьба лично Путина и Медведева, но и — без всякого преувеличения — будущее страны. Пока будущее выглядит весьма туманным — как признали недавно президент и премьер, кризис еще не достиг своего дна…
Насколько устойчива система? Не затрещит ли она по швам под ударами экономических проблем? Об этом в интервью “МК” рассуждает один из творцов нынешней политсистемы, глава Фонда эффективной политики Глеб ПАВЛОВСКИЙ.
— В одном из недавних интервью Анатолий Чубайс заявил, что лишь на 50% оценивает шансы российской политической и экономической системы выдержать связанные с кризисом риски. Согласны?
— Чепуха. Чубайс занизил прочность и капитал доверия к системе. Все без исключения соцслужбы показывают две вещи. С одной стороны, полная трезвость — люди видят объем кризиса и то, что скоро легче не станет. С другой — те же люди поддерживают Медведева с Путиным и, что совсем необычно для правящих партий времен кризиса, — “Единую Россию”. Цифры проверяемы, отрицать их могут только пропагандисты. Если уж говорить в процентах, то я оцениваю вероятность негативного сценария как 1 к 9.
— Может быть, просто кризис пока не продемонстрировал всю остроту?
— Нет, люди уже недовольны. Но со своим недовольством они идут к тем, кому доверяют. И для власти это не новая ситуация. Вспомните, как начинала путинская команда 10 лет тому назад — без денег, война на Кавказе, Басаев в Москве… Эти люди в безнадежных ситуациях проявляются лучше, чем в дни стабильности. Выход из кризиса для них — это вопрос выживания. Если они провалятся, их режим будет снесен до основания. Я думаю, мы имеем дело с чрезвычайно высоким запасом прочности режима. Да, он будет понижаться, причем понижается и сегодня, но в первую очередь внутри самого политического класса, а не на улицах. У нас ведь во власти многопартийность. Одна из них “прокризисная” партия — те, кто хотел бы небольшого нового переворота.
— Что вы подразумеваете под “переворотом”?
— Фарсовый ремейк нашего 91-го или украинского 2004 года — когда на улицу выводятся массы. Массы по вызову. Важно, чтобы автобусы подвозили да мэрия не возражала. Киев — яркий пример. Казалось бы, какая была встряска! Но прошло пять лет, и мы видим тех же людей на тех же местах. Все идеалисты озолотились. А экономика и валюта страны уничтожены. О чем речь у “прокризисной партии”? О борьбе за сильно сократившиеся ресурсы. Когда денег было много, любая фракция власти могла вклиниться в деньгопоток, “врезаться в трубопровод”. Но реки обмелели, и кое-кому нужна встряска, которая, с одной стороны, даст им списать убытки на старую власть, а с другой — получить неограниченный доступ к новой. Это у них называется “Нет денег — давай свободу!”. Повторяю, если речь идет об истоках социального протеста в России, ищите их в коридорах власти.
— И кто же принадлежит к этой партии? Имена, пароли, явки?
— По численности группа невелика: частью крупный бизнес, люди в верхах федеральной власти, столичные круги, часть губернаторов… Но полезут они наружу? Только в случае, если почувствуют, что власть не справляется, заметалась и слабеет. Но им важно прежде всего, кто возглавит выход из кризиса. Кто победитель войны: тот, кто воевал или кто командует парадом победы? Тот, кто будет властью на выходе из кризиса, получит ресурс прочности лет на десять. И складывается мысль, определенный проект, чтобы избавиться от правительства на выходе из кризиса.
— Иначе говоря, избавиться от премьер-министра?
— Да, от премьер-министра Путина. Ну а за вас, Дмитрий Анатольевич, мы, как говорится, горой. И, конечно, если б эта партия могла воспользоваться всплеском в каком-то из моногородов, чтобы предъявить претензии к правительству, которое “просмотрело” или “проявило излишнюю жесткость”, то было бы им счастье. Те, кто умеет прятать личные активы, сумеют спрятать и заговор местных масштабов в одном-двух моногородах.
— Почему обязательно заговор? Вы считаете, что у людей, которые остались без работы, протестные настроения возникнут только с чьей-то подачи?
— Человек, у которого возникают проблемы, не начинает с того, чтобы пойти и помитинговать. Он сперва пытается проблемы решить. Если власть помогает ему в этой ситуации, он митинговать не пойдет. Вот мне кажется, что Москва до некоторой степени город риска. Тут огромный материк непроизводительных классов. Одних охранников сколько! А их сокращают обычно первыми. Я уж не говорю про политтехнологов — креативную, в том числе и в деструктивном плане, среду. “Александр-хаус” (там занимает помещение ФЭП. — Н.Г.) стоит полупустой, никаких очередей в обед. А ведь недавно здесь работали трейдеры, брокеры… Сейчас они живут на накопления. Куда эти люди пойдут потом? Канавы рыть?
— Если совсем не на что будет жить, то, наверное, придется и канавы рыть…
— Прежде чем офисные клерки отправятся рыть канавы, их погрузят в автобусы и повезут на Васильевский спуск “протестовать”. Мы же в 98-м году видели автоколонны с людьми, которых развозили перекрывать автострады. Человеку ведь несвойственно бесцельно ходить по улицам круглые дни. Вот и накапливается такой потенциал. Он сам по себе непротестный. Но станет таким, если им займутся. Этакое протестное мясо для разных возможных проектов.
“Переход кризиса в политический формат уже произошел”
— Почему вы считаете наиболее опасным всплеск протеста в моногородах?
— В условиях искусственно приглушенного медийного и политического фона всплеск в моногороде может выглядеть как что-то невероятное. Фурункул будет казаться Везувием. Но, повторяю, я бы опасался не прорыва, а саботажа: искусственной задержки прохождения средств. А дальше мог бы вступить в действие следующий фактор. Тандем Путин—Медведев сейчас не выступает в жанре публичной политики. Они избегают этого, выступая в протокольном жанре, когда их показывают вдвоем, а голос за кадром сообщает, о чем они говорили. Не хватает их общей публичной деятельности. В период кризиса они должны чаще появляться на публике вместе. Иначе, если вдруг происходит всплеск в каком-то из моногородов, у правящего тандема может не найтись согласованной формы выражения. И может пойти два разных сигнала от каждого.
— Некоторое время назад известный эксперт Евгений Гонтмахер опубликовал статью, в которой предупреждал о возможности повторения событий, подобных произошедшим в советские годы в Новочеркасске. Гонтмахера едва не обвинили в экстремизме. А как вы оцениваете публикацию?
— Я считаю, Гонтмахер сделал полезное дело. То, что рыкнули на Гонтмахера как на подстрекателя, — смешно, потому что это человек аппаратно лояльный. Но в сценарии Гонтмахера не хватает важного элемента — предварительного сговора в аппарате о “силовиках в отпуске”.
— Давайте представим, что очередной Новочеркасск все-таки случился. Будет ли это означать, что в стране наступил социальный и политический кризис?
— Переход кризиса в политику уже произошел. Мы вошли в новое политическое состояние. Но люди верят, что власть сделает для них все, что сможет. Это как доверие капитану в бурю. Путин десять лет назад попросил у людей доверия на языке, который был понятен тогда. Объяснил: ну, братцы, ж… давайте выбираться вместе! Сегодня нужно что-то в том же роде, но на другом языке. Сохраняется ощущение непрозрачности: вы, граждане, нам доверяете, а мы вам не слишком. Это неприятный момент, и он может стать ресурсом игры против власти.
— И какими должны быть шаги власти навстречу обществу?
— Недавнее выступление Медведева по ТВ — шаг власти навстречу растерянным людям. Нам нужен разговор. Причем такой, чтобы мы видели: вот разговор власти с бизнесом крупным, вот — с бизнесом средним. Вспомните, как было летом, когда Медведев встретился с мелким бизнесом. Это был честный, открытый разговор. Он транслировался, он показал чудовищное положение вещей в малом бизнесе. И это не вызвало ни у кого желания присоединяться к Лимонову, а вызвало желание решать вопросы.
Правительство должно вести диалог и с профсоюзами, и с экспертами. Но не так, как сейчас, когда экспертов просеивают через сито и потом закрывают разговор от общественности. Чем более закрыто разрабатывается та или иная концепция, тем более она бессмысленна.
Все хотят понимать свою ближайшую боевую задачу. Да, что-то может не выйти. Ну так объясните, что именно! Сейчас этого мало, даже очень доверенные эксперты говорят, что непонятна системность принимаемых решений. Но что тогда должны думать мы?
“Отправлять на Дальний Восток иногородний ОМОН было неправильно”
— Вы утверждаете, что номенклатура может быть заинтересована в подогреве уличной активности… Как конкретно это может выглядеть на практике?
— Если уличную активность будут разогревать, то с использованием аппаратных каналов, при одновременных уговорах федеральной власти: мол, у людей мало денег, так дайте им теперь “больше свободы”. Как только власть согласится, тут же полетят в разные точки страны фельдъегери: “Автобусы! Актив! Рабочих в спецодежде!”… Вот как это будет выглядеть, а вовсе не как выход масс из фабричных предместий.
— А как быть с акциями против повышения пошлин на иномарки на Дальнем Востоке? Это, по-вашему, не было “выходом народных масс”?
— Протест был, но манипуляции сверху было больше. Команды исходили из местного аппарата.
— На ваш взгляд, власть поступила правильно, использовав для разгона дальневосточных митингов ОМОН?
— Неправильна одна конкретная вещь: отправлять на Дальний Восток ОМОН иногородний. В регионах разная культура протеста и разная культура правоохраны. Эти нюансы из Москвы не видны. Ну не надо ехать на Дальний Восток, чтобы показать местной милиции, как им работать.
— А что, если бы был задействован местный ОМОН, это было бы оправданно?
— У ОМОНа есть функции, за пределы которых его выводить нельзя. У него свое скромное место в политическом процессе: физически отбивать соблазн поменять власть задешево.
“Союз Путина и Медведева должен быть подчеркнут”
— Сейчас многие ищут самые мельчайшие признаки раскола между Путиным и Медведевым. Когда президент заявил, что кабинет министров выполнил только 30% его поручений, ряд экспертов воспринял это так, что внутри тандема пробежала черная кошка. А на ваш взгляд?
— И очень хорошо, что критика была! Потому что после нее последовали действия правительства, работа ускорилась, были приняты полезные решения. Значит, можем, когда хотим. Это дружественная критика. И ее может быть еще много. Но Путин и Медведев немного побаиваются своего же потенциала — как-то другой среагирует? Как вообще положено вести себя признанному Президенту России с признанным лидером доверия граждан России? Как говорят в дизайне, что нельзя спрятать, надо подчеркнуть. Их союз должен быть подчеркнут. А ему придается несколько заунывный характер. Это наследие докризисных времен, которое сейчас работать не будет.
— При каком развитии событий может произойти серьезный раскол в тандеме?
— Только в случае, если бы у Путина и Медведева возникло стратегическое разногласие — два разных проекта будущего России. Но сегодня я не вижу этих двух стратегий. Есть разница только в стилистике, манере выражаться. Вот говорят, что у Медведева стратегия либерализации, а у Путина — авторитарно-силовая. Это не так. Путин — явный консервативный национал-либерал. Медведев государственник, институционалист, его конек — право. Так что сегодня ключи в руках у тандема Медведев—Путин. Но если у людей возникнет ощущение, что один из них хочет надуться за счет другого, избавиться или дистанцироваться от него, то этого не простят ни президенту, ни премьеру. Тогда в Москву приехал бы киевский цирк, где президент с премьером ежедневно оскорбляют друг друга.
— Некоторое время назад Медведев встретился с руководством “Новой газеты”, речь шла об убийстве адвоката Маркелова и журналистки Бабуровой. Не возникло ли у вас ощущения, скажем так, половинчатости действий президента? Ведь встреча произошла спустя десять дней после убийства, ее не транслировали по ТВ…
— Я думаю, изначально встрече могли мешать разные вещи. Например, то, что погибшие были, мягко говоря, недружественными к власти людьми. Я не понимаю, зачем Маркелову было нарочито оскорблять сограждан в своей последней статье (там адвокат очень презрительно отзывался о патриотизме. — Н.Г.). Я думаю, мог быть и момент внутреннего колебания Медведева. Но эта встреча была необходима, президент не мог здесь никак отмолчаться.
— Между тем Путин никогда не встречался с политиками и представителями СМИ, резко ему оппозиционными. И поэтому в беседе Медведева с руководством “Новой газеты” некоторые усмотрели какое-то расхождение во взглядах, действиях тандема.
— Нет здесь политического расхождения. Путин всегда подчеркивал, что он президент всех граждан России, включая и своих политических противников. Он просто истратил много сил, чтобы сформировать поле системной политики. И системных политиков отличал от несистемных таким образом, что с последними не встречался. Я думаю, здесь главное — это личный характер. Де Голль не встречался с Сартром, которого при этом не давал в обиду — но лично терпеть его не мог, тот его резко критиковал. Политик не обязан себя насиловать.
“Я против проектов либерализации”
— Ряд экспертов говорит, что в условиях кризиса нужна либерализация политсистемы. Вы с этим согласны?
— Нет. Нужна модернизация, а не либерализация. Все проекты либерализации, которые сегодня предложены обществу публично, через СМИ, неясны. Это будет оттепель на полгода, с последующим кастингом на “сильную руку”, какого-нибудь генерал-либералиссимуса. Говорят, первым шагом надо вернуть выборность губернаторов. Ну и что — сразу наступит счастье? Чем это поможет в кризис? Я против проектов либерализации, потому что они не решают проблему устойчивого роста доверия, а значит, и свободы в нашем жестоком и невежественном обществе. Нынешний политический режим доказал, что может быть инструментом безопасности и единства России. Считаю, что теперь ему надо дать доказать, что он умеет быть инструментом свободы и выживания в мировом кризисе.
— То есть система должна пройти испытание на прочность?
— Конечно. Хотя, как любая система, может ее не пройти. Ну, тогда надо будет от нее отказаться — не раньше. Всем нам предстоит быть присяжными заседателями — не сможет система обеспечить выход из кризиса в новую экономику и достаток наших семей, ну и бог с ней. Тогда поищем что-нибудь другое. Но я не вижу, почему такие жесткие, осторожные и неглупые люди, как Медведев и Путин, не смогут собрать команду под новые задачи.
— Кстати о команде. Как вы считаете, связана ли была недавняя отставка четырех губернаторов с их нелояльностью власти?
— Нелояльный Строев, оппозиционер Кулаков?! Скорей неэффективность власти стала опасной в кризисные времена. Орловская область превратилась в болото, и когда? В годы аграрного бума. Воронеж, потенциально одна из региональных столиц России, погружался в депрессивное состояние. Я думаю, мы встретились с новым кадровым стилем Медведева. Когда-то Путин унаследовал недоброжелательную ему губернаторскую команду, медленно отвоевывая ее лояльность. Для этого хороши были даже старые оппортунисты. Но у Медведева нет ни времени, ни денег на оппортунистов. Кризис — это цейтнот, у всех в головах вдруг зазвенели будильники. Жить стало интересней, но не на что. Медведев пользуется кризисом, чтобы отсеять бесполезных для себя оппортунистов.
foto/www.sensator.ru
Источник mk.ru |
