Нарастающая мировая рецессия дает хороший повод осмыслить общее развитие современного мира как социально-экономической системы. Пока что считаются дискредитированными идеи неолиберализма. «Свободный рынок» провалился. По всему миру левые и дирижистские экономисты и политики заняли позицию пророков, получивших прижизненное подтверждение своих слов. В России все чаще слышны мнения о том, что «управляемая», «самообеспеченная» экономика, основанная на «реальном секторе», – необходимое спасение от превратностей капиталистических кризисов.
Действительно, даже среди западных экономистов сложилось мнение, что плановая экономика – вроде советской – при всех своих недостатках была лишена одного, главного, а именно подверженности циклическим кризисам и спадам. Застой 1970-х левые приписывали бездарному геронтократическому руководству, правые – системным порокам вроде отсутствия инициативы. И те и другие далеки от мысли, что развитие СССР было столь же циклично, как и мировая экономика XX в. в целом.
Однако можно выделить минимум три советские депрессии, в целом синхронизированные с мировыми. В 1937–1939 гг. наблюдалось сначала резкое замедление темпов, а потом – падение производства во «флагманских» отраслях, зафиксированное даже официальной статистикой: металлургии, стройматериалах, машиностроении (в частности, производство тракторов и грузовиков, это в стране, активно милитаризировавшейся!). Безусловно, отчасти это связано со «сдуванием» после десятилетия ударных темпов, однако сама идея плановой экономики в принципе не предусматривает необходимость подобной коррекции.
В начале 1960-х возник кризис сельскохозяйственного производства, последствия которого ощущались до конца века. Опять-таки, можно найти много внутренних причин, но занятна близость по времени со сдвоенной рецессией 1957/58–1960/61 гг. в США. Наконец, период застоя не выглядит исключением из общемировой картины стагфляции 1970-х. В СССР отсутствовала официальная инфляция, но в период 1970-х стали особенно часты плановые повышения цен «по просьбам трудящихся», темпы роста экономики резко упали, хотя и выглядели вполне приемлемо на фоне почти топтавшихся на месте развитых индустриальных стран.
Некоторое запаздывание советских экономических кризисов относительно общемировых, возможно, объясняется пресловутым стремлением к самодостаточности. Будучи вовлечен в международную торговлю в ограниченных масштабах, СССР не страдал от эффекта «снежного кома», порой даже выигрывал от снижения мировых цен – как это было в Великую депрессию, когда на какое-то время страна стала главным покупателем западного промышленного оборудования и инженерных технологий (вместе с инженерами и рабочими). С другой стороны, в эти же периоды цена на наш экспорт обычно падала еще сильнее. При нормализации капиталистических экономик Страна Советов немедленно теряла статус приоритетного партнера и оказывалась вынуждена существенно переплачивать по сравнению с другими участниками рынков. Необходимость переплаты обусловливалась не только идеологическими причинами – рисками ведения дел с «коммунистическим режимом». Скорее, играл роль общий относительно незначительный объем закупок, мешавший стать стратегическим контрагентом. В большинстве случаев СССР импортировал что-то только при крайней необходимости. Именно эта необходимость лишала закупщиков какой-либо гибкости в определении времени и объемов поставок, а также выборе поставщиков. С другой стороны, советский – а до этого российский – экспорт состоял в основном из товаров низкой удельной ценности, имевшихся на рынке в достаточном количестве. Мы продавали на «рынок покупателя» и покупали на «рынке продавца». Это хорошо заметно по чрезвычайно «дерганой» статистике нашего внешнего товарооборота. Например, в отмеченный период конца 1930-х гг.: советский экспорт в 1939 г. был в 8 раз (!) меньше, чем на пике 1930-го. Соответствующим образом мы были вынуждены корректировать объем импорта – хотя порой все равно получали сильный отрицательный баланс. Вполне возможно, что пакт Молотова–Риббентропа имел очень существенную экономическую составляющую: мы просто нашли в лице фашистской Германии идеального контрагента, испытывавшего острый дефицит ряда товаров – по крайней мере, экспорт СССР в 1940 г. вырос почти в 2,5 раза*.
Если говорить об уроках советского периода для современности, то можно утверждать, что искусственная изоляция экономики не только приводит к потере морального и физического качества продукции (неизбежного при стремлении самостоятельно делать все – от гвоздя до спутника, ни одна другая страна мира в XX в. не пыталась самостоятельно производить столь широкий ассортимент), но и к существенному – порой критическому – проигрышу по цене.
Разумеется, коммунистическая идеология не была готова к объяснению экономических неурядиц в стране ссылками на экономические циклы. Весь пафос коммунизма и планового хозяйства состоял в преодолении экономических циклов через устранение «стихии рынка». Возможно ли, что истинной причиной циклов является не стихийность, а нечто более фундаментальное для всей европейской экономической парадигмы (к которой принадлежал СССР и большая часть соцлагеря – исключая, разумеется, Китай и Вьетнам)?
Дискуссия социализма и капитализма отодвинула почти на сто лет начавшееся в конце XIX в. переосмысление ключевых ценностных установок западной цивилизации. Ситуация второй половины позапрошлого века дает любопытные параллели с нынешним днем. Марксизм возник не на пустом месте. По сути, период между Гражданской войной в США и Первой мировой точнее описывается фразой «длительная депрессия с временными подъемами». Промышленное производство резко росло, но этот рост сопровождался затяжным падением цен. Опережающими темпами падала стоимость труда, снижался уровень жизни, финансы лихорадило и большая часть экономистов не видела особого света в конце туннеля. Если реалистично подойти к периоду истории после 1973 г., то мы имеем десятилетнюю стагфляцию, кризис конца 1980-х – начала 1990-х гг. (в зависимости от страны), лопнувший в начале нынешнего века интернет-пузырь** (который обрушил несколько монстров вроде Enron, не имевших ни малейшего отношения к Интернету), и, наконец, нынешнюю рецессию, которой пока что не видно конца. Если оглядываться на последние полтора века в целом, то, собственно, только период 1950–1960-х гг. выбивался из общей картины: три относительно короткие и неглубокие рецессии за 20 лет. Впору снова задуматься: современная экономика – это временно прерываемый рост или депрессия с подъемами?
Именно эту мысль тщательно гонит от себя западный мир. Мы живем, осеняемые – или угнетаемые – «императивом роста». На протяжении жизни каждого поколения качество жизни должно заметно повыситься. Производство должно увеличиваться. ВВП должен расти, причем в пересчете на душу населения и в объеме, превышающем инфляцию. Большинство бизнесов и частных лиц считает темпы роста ВВП чрезвычайно низкими и стремится к «двузначному» (в процентах) росту доходов в год.
Может быть, логичность и неизбежность депрессий заложена именно в этой идее роста? Капитализм или социализм как системы не играют существенной роли, до тех пор, пока ставят себе качественно одинаковые цели – достижение определенных темпов увеличения объема экономики. С этой точки зрения «ударничество» в СССР с перевыполнением норм в десятки раз (вполне реально происходившем в 20-е годы на фоне модернизации полукустарной российской промышленности) и «сверхэффективные вложения» в хедж-фонды***, возврат на которые в те же десятки раз превышает рост экономики, – явления одного порядка. И те и другие разбалансируют хозяйство, создавая очаги бума и порождая «бутылочные горлышки» везде вокруг себя.
Любопытно, что все экономические решения, предлагаемые в связи с кризисом, имеют прямых предшественников в идеях XIX в. Мы снова наблюдаем фетишизм «реальных денег», идеи трудовой теории стоимости**** – все то, что еще лет двадцать назад казалось прочно отброшенным наукой. В этом мало удивительного: в сущности, мы ходим по кругу и сейчас вернулись к тому состоянию, когда не в силах контролировать денежную массу и соотносить ее с потребностями экономики. Просто следует учитывать, что понятие «деньги» за век существенно расширилось. Классическое перечисление денежных инструментов М. Фридмана – лишь часть айсберга. Монетаристы потратили огромные силы на то, чтобы максимально сузить понятие – и тем самым избавиться от психологической составляющей в описании денежных процессов. Однако это – неразрешимая задача, поскольку гениальное в своей простоте определение того же Фридмана гласит: «Деньги – это соглашение». Это действительно так, но прямым выводом из этого является вечная внутренняя подверженность денег всем слабостям человеческих конвенций.
Суть денег не изменилась, они по-прежнему «универсальный безличный агент обмена». Список конкретных инструментов, подпадающих под описание, разросся до чрезвычайности. Уже для 1920-х гг. выглядит сильной натяжкой отказ Фридмана признать хотя бы частично денежные функции за акциями. Современные деривативы – производные бумаги всех видов – это те же деньги. Рост их рыночной стоимости эквивалентен эмиссии. Если принадлежащие вам акции выросли вдвое, то вы ведете себя так, как если бы стали вдвое богаче. Вы можете купить больше товаров – часто даже не прибегая к посредству «обычных» денег (особенно в сфере корпоративных приобретений). Любопытно, что объем выпуска ценных бумаг практически никак не контролируется – в отличие от «классической» денежной массы. Похоже, что в основе всякого финансового кризиса – как это ни банально – лежит-таки избыточная эмиссия. В XIX в. не умели управлять выпуском банкнот, в 1920-е гг. (и снова, и снова – в 1980-е гг. и на рубеже тысячелетий) – акций, сейчас – ипотечных и прочих производных инструментов.
Означает ли это, что правы «реалисты» – нам нужна валюта, основанная на чем-нибудь, физически осязаемом? Ни в коей мере. Первые инфляции отмечены еще в Древнем мире – например, в Афинах V–IV вв. до н.э., – где использовались только металлические деньги и не было каких-либо следов «нереальных» инструментов. С другой стороны, Китай экспериментировал с бумажными деньгами с X в., довольно долго избегая серьезной инфляции. Но дело даже не в этом: в современном мире валюты – лишь часть денег, причем не самая значительная. Бессмысленно пытаться наполнить их «реальным» содержанием просто потому, что современная экономика все охотнее использует иные «универсальные обезличенные агенты». Если номинировать ипотечные закладные в активно предлагаемых «энергетических единицах» и выпустить на спекулятивно настроенный рынок, это никак не отразится на экономическом действии инструмента.
Как это ограничить или зарегулировать финансовую спекуляцию? На самом деле это означает – убрать экономический рост. На финансовой спекуляции так или иначе основано слишком многое в современном мире. В частности – наиболее важно – практически все рыночные пенсионные системы.
До тех пор пока мир будем считать постоянный быстрый рост признаком «правильной» экономики, кризисы и депрессии неизбежны. Природа не знает непрерывно растущих систем, периоды «схлопывания» являются необходимыми для эволюции. На самом деле депрессии благотворны для экономики в целом: происходит удаление мертворожденных или слишком затратных идей и проектов, повышается общая производительность, стимулируется поиск более ресурсосберегающих технологий. Тем не менее, на человеческом уровне каждая депрессия несет разочарование, страх, крушение надежд, а порой и настоящие жизненные трагедии. Здесь проявляется еще одно противоречие, которое западная мысль старается игнорировать – между благополучием общества как системы и благополучием каждого человека внутри общества. Они должны совпадать? С чего бы?! Пример тех же сложных биосистем – муравейников или ульев – говорит строго об обратном. Сложные системы несводимы к совокупности своих частей и живут своими собственными целями. Восточная традиция более реалистична – она никогда не поощряла иллюзий, что общество и государство действуют в интересах отдельных составляющих их индивидуумов.
Европейская идея роста несет в самой себе зерна разрушения. Точно так же кислород в биологии является причиной и жизни, и смерти организмов. Как бы ни хотел западный человек обмануть законы мироздания, в реальности он может лишь обманывать сам себя. Что же делать в нынешнюю рецессию? Как вариант полезного занятия – перечитать Ницше и Шпенглера (можно – в сопоставлении с Хомским и Наоми Кляйн).
* Точной статистики по Германии у меня нет. Однако подъем в советской торговле в 1940 г. происходит на фоне «морального эмбарго», наложенного США после финской войны, и почти полного замораживания отношений с западными европейскими демократиями. Объяснить его чем-либо, кроме торговли с Германией, физически невозможно.
** Стремительный взлет акций вновь образуемых интернет-бизнесов, не подкрепленный никакими финансовыми результатами их деятельности.
*** Хедж-фонды – закрытые фонды инвестиций, которым разрешена очень рискованная инвестиционная стратегия. Хеджинг – компенсация негативных событий на рынке, соответственно, хедж-фонды играли в основном против рынка. В некоторых случаях они добивались потрясающих цифр доходности. Остается открытым вопрос, было ли это результатом удачи, сверхпредвидения или манипуляции рынком (как в случае атаки Дж. Сороса на английский фунт в начале 1990-х). В любом случае экономически хедж-фонды постоянно толкали вверх планку ожиданий инвесторов по доходности.
**** Идея трудовой теории стоимости – наиболее прочно ассоциирующаяся с именем Прудона – довольно очевидная мысль, что каждый продукт является результатом труда и должен оцениваться на этой основе. Относительная ценность продуктов должна определяться относительными затратами труда. Всем хороша идея, кроме одного: общеизвестно, что есть еще и качество труда – результат опыта, знаний, таланта, удачи, наконец. Придумать разумный в применении способ поправки на качество в большинстве случаев невозможно – проще положиться на оценку продукта рынком. В ограниченном масштабе трудовая теория стоимости применяется в ценообразовании на профессиональные услуги (врачи, адвокаты, консультанты, автосервисы) – когда сложно заранее оценить объем работы для получения результата и клиент с этим согласен.
Владимир Коровкин
foto/www.blaste.narod.ru
Источник novayagazeta.ru |
