Заведующий кафедрой финансовой стратегии Московской школы экономики МГУ, член Бреттон-Вудского комитета Владимир Квинт в интервью BFM.ru рассказал, что Россия единственная из стран БРИК, чья экономика зависит от цен на сырье — а они пойдут в рост не ранее 2011 года. Тогда и Россия начнет выходить из кризиса.
— Почему из всех стран, входящих в G8 и в БРИК, Россия в наибольшей степени пострадала от кризиса?
— Россия — единственная из стран большой восьмерки, которая целиком строит свою внешнеэкономическую стратегию, а вместе с тем и ресурсную часть своего бюджета за счет продажи природных ресурсов страны. Таким образом, когда страны, которым Россия продает свои ресурсы — в основном, это высокоразвитые страны — окунулись в рецессию, у них снизились объемы производства, причем значительно.
Сначала замедлились темпы роста, потом началось абсолютное снижение. Это, в свою очередь, привело к снижению потребности в сырьевых ресурсах. Меньше производите — меньше нужно сырья. Россия стала меньше продавать продуктов, из которых на 90% состоит российский экспорт: нефть, газ, цветные и черные металлы, удобрения. Все это немедленно привело к снижению экспорта. Я многократно писал об этом несколько лет назад и прогнозировал, что любое замедление темпов роста в любой из стран потребителей нашего сырья приведет к тяжелым последствиям для России.
Реальная динамика, не связанная с кризисом, тоже была такова. Даже при любых самых лучших условиях мирового развития Россия не может увеличивать объемы производства нефти и газа больше, чем на 2% в год, а импорт, который Россия покупает за рубежом, растет на 5-7% в год. Россия не производит высокотехнологичные товары сама — их покупают за рубежом. Россия мало производит продуктов финальной переработки, сельскохозяйственного сырья, то есть, тех продуктов, которые люди покупают в магазинах. Россия покупает за рубежом значительную часть мясных, молочных продуктов — не мяса и молока, а именно продуктов из них. Импорт и его темпы роста задолго до кризиса превышали российский экспорт. Поэтому динамика замедления темпов роста была неизбежна. А чем более импорт влияет на объемы производства, тем медленнее растут его объемы. Чем медленнее растет экспорт, тем вероятнее Россия от замедления темпов роста экономики переходит к абсолютному снижению. Все это умножилось на катастрофическое влияние глобального кризиса для России. Это к слову о большой восьмерке.
В отношении БРИКа ситуация другая. В этом объединении мы — единственная страна, которая ориентируется на экспорт сырья. Все остальные страны, кроме Бразилии, пытаются его покупать. Но посмотрите на ситуацию с Бразилией: в марте 2006 года она стала первой страной в мире, которая полностью прекратила импорт нефти и стала крупнейшим в мире экспортером этанола. Как сказал президент Бразилии, они готовы залить реками этанола весь мир, что они и делают.
Америка, увидев успех этанола в Бразилии, в 2007 году за год, вложив большие средства, обогнала Бразилию по объему производства этанола для внутренних целей. Но в Бразилии этанол имеет более существенное значение, чем в Америке. Что касается Китая и Индии, они практически не замедлили темпы роста своего развития, за исключением первых двух кварталов 2009 года. В июле в этих странах уже наметился рост. Это произошло по разным причинам. В Китае — за счет резкого усиления и переориентации своего производства с экспорта на внутреннее потребление, в Индии — за счет развития технологического аутсорсинга для развитых стран. В этом смысле это хороший пример для России. Если Россия позиционирует себя как главный монополист в природном газе, ведущий поставщик нефти, то Индия — как страна, куда можно отправлять для производства все, что связано с высокими технологиями, мягким обеспечением. Я имею в виду программирование и сервисное обеспечение. Ведь когда люди в Америке звонят в поликлинику узнать результаты диагноза, телефон автоматически «ловится» в Индии и какая-нибудь секретарша с акцентом говорит: «Здравствуйте, это Джессика». Хотя она никакая не Джессика и находится в Индии, но таким образом себя позиционирует Индия. В результате эта страна технологически устояла перед кризисом.
Аналогичная ситуация наблюдается в Турции. Эта страна также принадлежит к глобальному формирующемуся рынку, который я изучаю более 30 лет. Турция менее всего из крупных стран пострадала от кризиса. Страна поняла свои тяжелые уроки предыдущего глобального кризиса, который по ошибке назвали «азиатским». Он прокатился по всей Юго-Восточной Азии в 1997 году, а потом и по России в 1998 году, обрушив рубль. Потом дошел до Турции, до стран Юго-Восточной Европы и закончился только в 2001 году, обрушив бразильский реал и аргентинский песо. Турция тогда сильно пострадала, закрылось более 50 банков. Но сейчас это государство имеет стратегию. . И это таит серьезную долгосрочную опасность для интегрального единства страны.
Что касается антикризисных мер, то я думаю, в России они адекватны. Программа антикризисных мер в отличие от концепции «2020» мне кажется правильной.
— Сможет ли Китай удержать заявленные темпы роста? Ведь если смотреть на ряд косвенных макроэкономических показателей, например, прирост экспорта нефти на 2% при падении ее добычи внутри Китая на 1,8%, можно подумать, что рост там является несколько статистически завышенным.
— Китайская экономика, в отличие от российской, не ориентирована на продажу природных ресурсов. Она ориентирована на их потребление. Китай по всему миру любыми путями заключает долгосрочные договоры на поставку природных ресурсов, и когда в мире падали эти потребности, Китай продолжал скупать природные ресурсы или заключать долгосрочные договоры. Поэтому Китай, как единственная — я подчеркиваю, единственная — страна в мире, имеющая реальную долгосрочную стратегию, реализовывала ее и, воспользовавшись кризисом, заключила множество долгосрочных соглашений по поставкам любых природных ресурсов, от нефти до удобрений, поскольку им это все нужно. Действительно, у этого государства быстрые темпы роста. Естественно, экономика циклична, и Китай не может вечно иметь темпы 13% или даже 9%. Но то, что у Китая в следующие 20 лет темпы роста будут выше 5%, у меня не вызывает сомнений.
Высокие темпы роста после кризиса также будет показывать Южная Корея. Я думаю, что к 2025-му году по объему национального дохода Корея может обогнать Россию, особенно если в России сохранятся темпы сокращения населения.
Я думаю, что Китай переориентирует свою экономику на внутренний рынок с экспорта. Очень важно, что Китай реально уделяет внимание современным технологиям, что страна делает все возможное, чтобы прямые инвестиции шли в высокотехнологические отрасли. По их объему страна недавно перегнала США. Кроме того, недавно Китай усилил свою политику. Любые инвестиции иностранцев в эту страну призваны производить продукцию, которая немедленно идет на экспорт. Фактически иностранные инвестиции в Китае ориентированы на дешевые производственные мощности и дешевую рабочую силу, но не на китайский рынок. Менее 10% производимых на основе иностранных инвестиций продукции в Китае идет на внутренний рынок. Этот рынок Китай оставляет для себя. Таким образом, государство усиливает свою экспортную агрессивность и дает возможность национальным предприятиям, без конкуренции с иностранцами осваивать гигантский внутренний рынок потребления.
— Вы озвучивали прогноз по выходу России из кризиса лишь в 2012 году…
— К 2012-му, да. В 2011 — к началу 2012 года Россия выйдет из кризиса, потому что страны — покупатели сырья выйдут из кризиса. Россия могла бы сделать это и раньше, но для этого требуются революционные меры, которых я не вижу в России: резкое перераспределение средств в научно-технологическое развитие, реальное строительство технологических парков, а не декларирование. Я был в этих парках в России — ни один из них не строится. Формально существуют лишь некоторые из них. Это очень большая проблема. Я считаю правильным, что сейчас президент Медведев настоял на принятии закона по созданию технологических организаций при вузах. Это замедлит безработицу и даст возможность молодым ученым начать хотя бы в малых объемах реализовывать свои предложения.
— В начале 2000-х годов в России ставки кредитования были на уровне нынешних. Нефть стоила 30 долларов за баррель, и при этом отмечался рост ВВП на уровне 5-7%. Почему сегодня при тех же показателях у нас наблюдается большое падение ВВП?
— В те годы мировая экономика росла, и никто не ориентировался на внутренние кредиты. Все стремились к получению денег за рубежом через закладывание части своих предприятий. В результате президент Владимир Путин проводил политику сокращения национального долга, что, в общем, правильно, однако, у меня это вызывает определенные вопросы. Долги России значительно сократились. Но при этом банки уменьшали кредитование реальному сектору. Это привело к тому, что российские предприятия брали долги за рубежом, и государственный долг сократился, а национальный долг, включая долги предприятий, возросли больше чем в два раза, думаю даже в три — по сравнению с внешним долгом государства.
В результате сложилась ситуация, когда российскому государству пришлось спасать активы российских предприятий, даже частных, выдавая им деньги. Но банки, что они сделали? Получив от государства средства по дешевым ставкам в начале антикризисной политики, они не стали отдавать их предприятиям, а принялись немедленно реализовывать за рубежом, покупая валюту и т.д. В России сложилась ситуация, когда Центробанк предоставляет коммерческим банкам рубли по очень высоким ставкам, поэтому банки готовы давать долларовые кредиты, но не готовы предоставлять рублевые. Все это отрицательно повлияло на рост экономики.
К вопросу о сокращении национального долга. Во-первых, я считаю, что брать займы в МВФ нельзя, особенно коррумпированным странам. Почему? Эти долги берутся для сбалансирования бюджета. При этом, когда в результате бюджет сбалансирован, государство не озвучивает, что это произошло за счет долга, а потом поколения людей должны выплачивать вместе с процентами этот займ многонациональному институту, в данном случае МВФ. У таких денег есть только один плюс — они берутся под низкие проценты. Если бы деньги в России не разворовывались, то не надо было их досрочно отдавать. Любой грамотный человек, когда получает дешевые деньги, вкладывает в бизнес, получает больший процент, чем он должен платить, расплачивается по долгам, а разницу кладет себе в карман, как чистую прибыль за счет получения дополнительных оборотных средств.
Но президент Путин тогда выбрал другую стратегию — выплатить долг. Может быть, он понимал, что коррупцию победить в России невозможно, и лучше отдать то, что есть сейчас, а не ждать, когда разворуют.
— Если говорить о посткризисном периоде, какие страны на ваш взгляд будут играть ведущую роль на мировой арене, и войдет ли Россия в их число?
— Это очень сложный вопрос. Политически Россия и сейчас входит в число ведущих стран. Бесспорно, и то, что Россия — региональный лидер. Таким образом, она является глобальным игроком, таким же, как Китай, Египет, ЮАР или Бразилия. В своих регионах эти страны — глобальные игроки. Таких государств, по моей оценке, 25, и в одной из своих статей я даже выступал за создание не «большой двадцатки», а G25.
Что касается экономического положения России, то страна обязана готовиться к посткризисному периоду. Я считаю, что Россия не должна думать, что мир после кризиса будет таким же, каким он был до кризиса. Одним словом, нужно отступать от ориентации на сырье. Сейчас же главный интерес России — это цены на нефть. Это говорит о том, что никто не думает о технологическом секторе. Слова есть, дел нет. Поэтому для того, чтобы Россия была и продолжала быть лидирующей страной мира, нужно вкладывать огромные средства в технологии, но этого не делается. Также нужно существенно усилить уровень экономической свободы. Ведь по уровню экономической свободы некоторые довольно диктаторские режимы, например Бахрейн, опережают демократические, потому что политическая и экономическая свободы — разные вещи.
Я думаю, России нужно очень серьезно пересмотреть разговоры об инновационной экономике, и понять, что мир вступает в экономику знаний. Россия делает очень правильно, что уделяет внимание нанотехнологиям. Это громадное направление, но лишь одно из них. И даже в момент кризиса руководство Нанокорпорации оказалось таким бездарным, что говорит: «Нам некуда вкладывать деньги, давайте отдадим их обратно в бюджет». И они отдали. Но возвращать эти средства обратно в бюджет — это неправильно.
Наталья Дубинина
Источник bfm.ru |
