"Полит.ру" начинает публикацию серии статей социолога и докторанта Мичиганского университета Эллы Панеях, посвященных проблеме экономического кризиса в России. В западной практике в условиях кризисной ситуации любые действия по ее нейтрализации направлены на то, чтобы не только пережить этот период с минимальными потерями, но и извлечь из него уроки для дальнейшей оптимизации работы политических, общественных, экономических институтов. С последним, по мнению автора, в России могут возникнутьсложности. Статья предоставлена русским проектом Института Катона. Сторонники антикризисных мер российского правительства любят подчеркивать относительную устойчивость экономики России по сравнению с другими странами. Якобы нас меньше, чем других, тряхнет мировой кризис. Остается только надеяться, что они правы в своем оптимизме, но вопрос,
занимающий меня здесь, несколько иной: насколько способна российская экономика к позитивной трансформации, обычно являющейся результатом кризиса? Будут ли заложены основы будущего роста, или спад обернется стагнацией? Никто, разумеется, не любит кризисы. Однако же, кризис — это не просто какое-то экономическое стихийное бедствие, которое нужно постараться переждать без потерь. Кризис — это время, когда не только разрушаются старые организации, связи, правила игры, но и определяется, какими будут новые. Это время платить за свои просчеты, получать горькие уроки и придумывать новые, более удачные схемы деятельности. Все мы делаем ошибки. В тучные годы запас прочности достаточно высок, и жизнь — то есть совершенно конкретные люди или обстоятельства — нам зачастую их прощает, позволяя продолжать действовать не самым оптимальным способом. В кризис подобного запаса прочности нет. В тяжелые времена вам не поверят второй и третий раз на слово, если вы склонны подводить и ошибаться, — никто не может себе это позволить. Вам не заплатят за престижный товар завышенную цену, еще вчера считавшуюся рыночной — не до жиру. Вам не простят десять опозданий на работу — за воротами достаточно жаждущих получить ваше место. Выживают те, кто учится на собственных ошибках быстрее других. Собственно говоря, в этом состоит конструктивная функция кризиса: он выявляет неэффективность в самых разных элементах экономики, вынуждает устранять ее, изобретать новые механизмы там, где старые не работают.
Учатся компании — урезать расходы, отказываться от чересчур амбициозных или просто неэффективных проектов, вкладываться в то, что дает наибольшую прибыль, обслуживать, как метко выразился один ЖЖ-юзер, потребности, а не понты клиентов http://lutra-lutra.livejournal.com/141245.html. С опаской относиться к кредитным деньгам, даже если они дешевы. Тщательнее выбирать партнеров.
Учатся инвесторы — не вкладываться в «верные схемы» с заоблачной доходностью и/или «стопроцентной надежностью». Заново вспоминают о том, что высокая доходность — показатель высокого же риска, а стопроцентная надежность вообще бывает только в морге. Учатся работники — выясняют, насколько котируется в трудные времена их квалификация, принимают решения о том, чтобы переучиться или сменить сферу деятельности, вынужденно пробуют новые профессии, уясняют для себя свою ценность для работодателя или отсутствие таковой.
Учатся банки — различать надежных и ненадежных дебиторов, не раздавать кредиты кому попало, держать достаточные резервы. Учатся, между прочим, правительства. Плохо и со скрипом, поскольку чиновники и политики играют в эту игру не на свои деньги, но все-таки учатся. Тому, что опасно в хорошие времена брать на себя завышенные социальные обязательства — их придется выполнять и в плохие. Тому, что зарегулированный бизнес неустойчив к изменениям и гораздо труднее оправляется от потерь, чем относительно свободный. Тому, что раздавая направо и налево государственные гарантии «социально важным», а то и просто приближенным к власти компаниям, можно в итоге остаться по уши в невыполнимых обязательствах.
И наконец, учатся просто люди. Понимать, что происходит в экономике. Жить по средствам. Не хватать без разбору кредитов под будущее процветание. Доверять одним политическим решениям и не доверять другим. Эта обучающая, трансформационная роль кризиса человеку, живущему в западной стране, видна невооруженным глазом. Достаточно просто включить телевизор, чтобы обнаружить, что наряду с горячими спорами о путях выхода из рецессии, наряду с заявлениями политиков, соревнующихся в поисках наилучшей стратегии, происходит нечто удивительное: стихийный и массовый экономический ликбез. Никто этого не организует — просто, пытаясь донести до среднего обывателя суть «высоколобых» экономических споров, ведущие информационных программ вынуждены понятными словами объяснять, о чем, собственно, идет речь. Иногда, включив какой-нибудь CNN, чувствуешь себя в точности как на уроке по экономике в десятом классе. На экране демонстрируются схемы, расшифровываются термины, и смысл какого-нибудь загадочного для нормального человека «subprime derivative» становится в общих чертах понятным любому оболтусу, способному высидеть перед экраном четыре минуты.
Кризис выявляет слабые места — госуправления, политической системы, финансового регулирования, стратегии и практики работы отдельных фирм, личных стратегий граждан. Слабые места начинают болеть. Их становится возможным назвать, обсудить и попытаться вылечить. Что происходит в нормальной, хорошо организованной частной фирме, когда кризис на подходе? Руководство фирмы анализирует продукты — что из производимого будут покупать всегда, а что покупатели с легкостью отложат до лучших времен? Перетряхивает штатное расписание — кто из работников абсолютно незаменим, а кого в случае необходимости можно будет и уволить? Заново переоценивает банки, с которыми работали до сих пор, — какой устоит наверняка? Прикидывает, от каких расходов можно будет относительно безболезненно отказаться. Переоценивает отношения с партнерами — кто устоит, кто не поведется на соблазн «кинуть» или «продавить» вас на заведомо невыгодные условия в трудный момент? Даже если плохие времена не коснутся вашей компании — все это важная и нужная работа, которую очень неохота делать в другое время, когда денег, вроде бы, хватает и так. Кризис не только выметает с рынка худших участников; гораздо важнее, что он позволяет средним усовершенствоваться, а лучшим подняться выше. За кризисом почти неизбежно следует рост: мы все становимся умнее, экономнее и осторожнее, и награда, как правило, не заставляет себя ждать слишком долго. Как правило, но не всегда.
И вот именно в этой области кроются, как мне кажется, самые большие риски для российской экономики. Разумеется, важно, насколько глубоким будет кризис в России. Разумеется, очень важно, насколько болезненными окажутся для людей «тощие» годы. Имеют смысл и давно уже идущие споры о том, в какой степени начинающийся экономический кризис в стране есть просто результат глобальных подвижек, американской и мировой депрессии, а в какой степени в стремительном — намного глубже среднемирового — падении фондового рынка повинно безответственное поведение российских властей в экономике, развязанная в предельно неудачный момент война, коррупция, фактическая легализация рейдерства и прочие чисто местные особенности. Все это важно, но это споры о вчерашнем и сегодняшнем дне. В долгосрочном периоде на нашу жизнь — не год и не два, а десятилетия — будет влиять то, какой именно выйдет российская экономика из кризиса. Сыграет ли он свою очищающую роль, или, сполна хлебнув связанных с кризисом бедствий, граждане страны не получат выгод, которые он приносит обычно — ни более аккуратного в своих действиях правительства, ни более эффективных, более ориентированных на потребителя стратегий отдельных фирм, ни более удачной конфигурации рынка труда, ни инноваций? Это важнее, чем споры о том, кто виноват. Это важнее даже чем дискуссии по поводу пожарных мер, в спешке предпринимаемых властями с целью смягчить самую первую — и потому самую пугающую — стадию обвала. Проблема в том, что пока в одних российских фирмах происходит та оптимизационная работа, что обсуждалась абзацем выше, другие — более приближенные к власти — заняты совсем иным. Там названивают начальству, пытаясь под тяжелые времена получить льготы и субсидии. Лоббируют беспроцентные раздачи денег приближенным компаниям. Рисуют несуществующие «инвестиционные планы», чтобы отхватить кусок от пакета, выделенного правительством на поддержку инвестиций, пострадавших от ухода западных кредиторов с рынка. Ищут инсайд, пытаясь заработать на волатильном — стремительно падающем — фондовом рынке. Нацеливаются на покупку конкурентов по схеме «придушить руками знакомых госчиновников, взять в долг у государства денег по блату, купить за копейки».
Разумеется, нацеливаются так не на падаль, а на самое лучшее, что только можно получить, — на лучшие активы, то есть на активы тех самых «лучших» фирм, которые должны бы были выжить и разжиреть на волне кризиса. Преимущественный шанс на выживание и рост во время кризиса, таким образом, получают те компании, которые наиболее эффективно «сотрудничают» с чиновниками. То, что происходит под шумок кризиса, гораздо опаснее, чем просто попытки некоторых фирм присосаться к торопливой раздаче казенных денег. Сейчас множеством отдельных людей принимаются решения, которые определят облик посткризисной российской экономики. И в большей своей части это очень плохие, опасные в долгосрочном периоде решения. Такой противоестественный отбор.
Вышесказанное никоим образом не значит, что те компании, которые смогут дать адекватный «рыночный» ответ кризису, непременно проиграют, а выиграют непременно те, кто положился на поддержку государства, на добрые отношения с государственными людьми, просто на взятки и откаты.
Но это значит, что, помимо сопротивления среды, помимо кризиса доверия, помимо несравнимо более жестких, чем в «тучные» годы, бюджетных ограничений, против тех, кто в нормальной ситуации должен бы стать локомотивом развития российской экономики на следующем витке роста, будет играть еще и группа жадных, беспринципных и наглых конкурентов. Конкурентов, располагающих практически неограниченными ресурсами, для которых кризис не усилил, а ослабил давление бюджетных ограничений (под кризис получить денег из бюджета может оказаться и проще, чем взять
кредит на Западе в хорошее время). Конкурентов, не останавливающихся перед насилием — ведь для насилия они используют служащих государственных же силовых структур, обладающих сейчас практически лицензией на безнаказанное применение силы как в «государственных», так и в личных целях. Конкурентов, имеющих — в ограниченных пределах — привилегию безнаказанно отказываться от ранее принятых на себя обязательств; просто потому, что суды ангажированы, а регулирующие органы коррумпированы до предела. В такой конкуренции победить непросто. И такая конкуренция побуждает многих самим меняться в подобном же направлении. Какие правила, обычаи, практики в экономической жизни России будут мешать участникам успешно пройти кризисную трансформацию, а какие помогут? Попробуем разобраться в следующей колонке. Если уж кризис — время учиться на ошибках, имеет смысл начать работу над ошибками как можно раньше. Элла Панеях
Источник polit.ru |
